Вечеринка в саду [сборник litres] - Кэтрин Мэнсфилд
– Большое спасибо. Невероятно интересно. – Она с милой улыбкой вернула журналы.
– Вы прекрасно владеете немецким, – сказал пожилой мужчина. – Конечно, уже бывали в Германии?
– Ну что вы, это мой первый раз. – Выдержав небольшую паузу, она продолжила: – Первый раз, когда я вообще выезжаю за границу.
– Неужели! Как удивительно! У меня сложилось впечатление, если можно так выразиться, что путешествия для вас – привычное дело.
– Ну я много ездила по Англии и однажды была в Шотландии.
– Ах вот как. Мне тоже однажды довелось побывать в Англии, но вот английский выучить не удалось. – Он поднял вверх руку и со смехом покачал головой. – Нет, это было слишком трудно для меня… Ow-do-you-do. Please vich is ze vay to Leicestaire Squaare[29].
Она тоже рассмеялась.
– Иностранцы всегда говорят…
Они еще немного побеседовали об этом.
– Мюнхен должен вам понравиться, – сказал пожилой мужчина. – Замечательный город. Музеи, картины, галереи, прекрасные здания и магазины, концерты, театры, рестораны – все это есть в Мюнхене. За свою жизнь я объездил всю Европу, но всегда возвращаюсь именно в Мюнхен. Вам там понравится.
– Я не останусь в Мюнхене, – сказала юная гувернантка и застенчиво добавила: – Я собираюсь поступить гувернанткой в семью одного доктора в Аугсбурге.
– Ах, вот оно что.
Ему приходилось бывать в Аугсбурге. Город не отличался особой красотой. Исключительно промышленное место. Но если Германия ей в новинку, он надеется, что и там найдется что-то интересное.
– Уверена, так и будет.
– Но как досадно не увидеть Мюнхен перед отъездом. Вам стоит устроить себе небольшой отпуск по дороге, – он улыбнулся, – и запастись приятными воспоминаниями.
– Боюсь, я не смогу этого сделать, – с неожиданно важным и серьезным видом ответила юная гувернантка, покачав головой. – К тому же когда ты одна…
Он все понял и тут же поклонился, тоже с серьезным видом. Повисло молчание. Поезд по-прежнему громыхал и несся вперед, выпячивая темную пылающую грудь в холмы и долины. В купе было тепло. Казалось, она прислонилась к проносившейся темноте и ее уносит все дальше и дальше. Доносились негромкие звуки: шаги в коридоре, открывающиеся и закрывающиеся двери, рокот голосов, свист… Потом в окно застучали резкие капли дождя… Но это не важно… это снаружи… и у нее есть зонтик… Она вытянула губы, вздохнула, сжала и разжала кулаки и быстро заснула.
– Пардон! Пардон!
Ее разбудил шум скользящей двери купе. Что случилось? Кто-то вошел и тут же вышел. Пожилой мужчина сидел в своем углу, нахмуренный, еще сильнее выпрямив спину и спрятав руки в карманы пальто.
– Ха-ха-ха! – донеслось из соседнего купе. Не проснувшись до конца, она прикоснулась рукой к волосам, чтобы убедиться, что это не сон.
– Позор! – пробормотал старик скорее себе, чем ей. – Грубые, вульгарные людишки! Боюсь, они потревожили вас, милостивая фройляйн, ворвавшись сюда.
Нет, вовсе нет. Она как раз собиралась просыпаться и достала свои серебряные часики, чтобы узнать время. Половина пятого. Холодный синий свет льется в окно. Теперь, когда она протерла стекло, то увидела яркие лоскуты полей, кучки белых домиков, похожих на грибы, дорогу «как с картинки», с тянущимися вдоль тополями, и ниточку реки. Как же красиво! Как красиво и совсем по-другому! Даже розовые облака казались незнакомыми. Было холодно, но она притворилась, будто было гораздо холоднее, чем на самом деле, дрожа, потерла ладони и подняла воротник пальто: она была так счастлива.
Поезд стал замедлять ход. Раздался длинный пронзительный свисток. Подъезжали к городу. Мимо проплывали высокие дома, розовые и желтые, почти заснувшие под зелеными веками. Их охраняли тополя, которые колыхались в синеве воздуха словно на цыпочках и прислушивались. В одном из домов женщина открыла ставни, набросила на оконную раму красно-белый матрас и не сводила глаз с поезда. Бледная женщина со смоляными волосами и белоснежной шерстяной шалью на плечах. В дверях и окнах дремлющих домов начали появляться другие женщины. Завиднелась отара овец. Пастух был в синем кафтане и остроносых деревянных башмаках. Смотрите! Смотрите, какие цветы – даже у вокзала! Обыкновенные розы, как из букетов подружек невесты, герань – белая и нежно-розовая, – такую не вырастить кроме как в теплице. Поезд замедлял ход. Человек поливал платформу из лейки.
– А-а-а-а!
Кто-то бежал, размахивая руками. Через стеклянные двери станции протиснулась тучная женщина с подносом клубники. Ох, как же хочется пить! Она очень хотела пить!
– А-а-а-а!
Тот же самый человек побежал обратно. Поезд остановился.
Пожилой мужчина натянул на себя пальто и встал, улыбаясь ей. Он пробормотал что-то, и она, не разобрав, улыбнулась в ответ, когда он выходил из вагона. Рядом никого не было, и юная гувернантка еще раз глянула в зеркало, встрепенулась и похлопала себя по плечу, как бы проявив практичную заботу о девочке, уже достаточно взрослой, чтобы самостоятельно путешествовать, о девочке, которой некого было заверить, что она «вполне в порядке». Ее мучила жажда! В воздухе чувствовался привкус воды. Она открыла окно, и тучная женщина с клубникой, как нарочно, протянула ей поднос.
– Nein, danke[30], – сказала юная гувернантка, глядя на крупные ягоды на сверкающих листьях. – Wei viel?[31] – не удержавшись, спросила она, когда толстуха отошла в сторону.
– Две пятьдесят, фройляйн.
– Боже правый!
Она отпрянула от окна и села, пытаясь прийти в чувства. Полкроны! «Ту-у-у-у-у-у!» – взвизгнул поезд, собираясь с силами, чтобы двинуться с места. Она надеялась, что пожилой мужчина не останется на перроне. Уже рассвело, все было бы прекрасно, если бы только она не умирала от жажды. Где же пожилой мужчина? – ах, вот он! – и она улыбнулась ему как старому знакомому, когда тот закрыл за собой дверь и, повернувшись, достал из-под накидки корзинку с клубникой.
– Надеюсь, фройляйн окажет мне честь, приняв эти…
– Ну что вы, это для меня? – Она отстранилась и подняла руки, словно он собирался посадить ей на колени уличного котенка.
– Конечно для вас, – сказал старик. – Я уже лет двадцать как не могу есть клубнику.
– Спасибо вам большое. Danke bestens, – с запинкой проговорила она, – sie sind so sehr schön![32]
– Надо попробовать, чтобы в этом убедиться, – сказал пожилой мужчина с довольным и дружелюбным видом.
– Вы не хотите взять хотя бы одну?
– Нет, нет.
Ее очаровательная ручка робко поднялась в воздух. Ягоды были такими крупными и сочными, что ей приходилось кусать каждую дважды – сок стекал по пальцам, и именно пока она лакомилась ягодами, она представила себе, что пожилой сосед мог быть ее дедушкой. Он был бы идеальным дедушкой! Прямо как со страниц книжки!
Выглянуло солнце, и голубые облака проглотили клубнично-розовые.
– Вкусно? – спросил старик. – Так же вкусно, как выглядит?
Когда клубника кончилась, ей стало казаться, что она знает старика уже много лет. Она поведала ему о фрау Арнольдт и о том, как она получила это место. Знает ли он отель «Грюневальд»? Фрау Арнольдт приедет только вечером. Он слушал не прерывая, пока не узнал о ее делах столько же, сколько знала она сама, и неожиданно произнес, не глядя на нее и разглаживая внутреннюю сторону своих замшевых перчаток:
– Может быть, вы позволите показать вам сегодня Мюнхен? Ничего особенного,
